80 лет назад советских разведчиков отправили в Хиросиму собирать «вещдоки» атомной бомбардировки
Два, может быть, самых черных дня в истории прошлого столетия. 6 и 9 августа 1945-го показали, до какого ужасного рубежа дошло человечество, научившись использовать в военных целях выпущенную на волю атомную энергию. Тогда, летом победного года, монополия в обладании супербомбами принадлежала США. Но Сталину, чтобы понять, как в данной ситуации действовать дальше, было необходимо иметь точную информацию с мест, подвергшихся бомбардировке. Туда отправили наших военных разведчиков.
тестовый баннер под заглавное изображение
Советский вождь еще до «часа Х» знал, что у американцев появилось некое всесокрушающее «чудо-юдо». Информация о разработках по так называемому Манхэттенскому проекту поступала от нашей заокеанской резидентуры. А во время Потсдамской конференции президент Соединенных Штатов Гарри Трумэн сообщил советскому коллеге, что Америка теперь имеет «оружие необычайной разрушительной силы».
Хозяина Белого дома удивила достаточно сдержанная реакция «дядюшки Джо» на открытый ему большой секрет. На самом деле это была всего лишь актерская игра «отца народов». Он очень серьезно воспринимал сведения о разработке американцами принципиально нового вида вооружений. Однако советский лидер явно не ожидал, что союзники (пока еще союзники!) так быстро применят на практике свою «ядерную дубинку».
Официальное сообщение об этом прозвучало из Вашингтона спустя несколько часов после того, как утром 6 августа «Суперкрепость» В-29 обрушила на Хиросиму урановую бомбу «Малыш», фактически стершую с лица земли значительную часть города. В заявлении президента Трумэна говорилось: «…американский самолет сбросил одну бомбу на Хиросиму, важную военную базу Японии. <…> Теперь мы готовы уничтожить еще быстрее и полнее, чем раньше, все производственные предприятия японцев, расположенные над землей в любом городе. Мы разрушим их доки, их фабрики и их коммуникации. Не сомневайтесь: мы полностью уничтожим военную мощь Японии».
У Сталина речь главы Соединенных Штатов наверняка вызвала очень неприятные эмоции. Впрочем, при общении с представителями англосаксонской стороны он продолжил демонстрацию спокойного, даже несколько созерцательного отношения к происходящему. Известно, например, что после получения информации об атомной бомбардировке Хиросимы Иосиф Виссарионович принял у себя посла США в СССР Аверелла Гарримана и в разговоре с ним упомянул о том, что столь разрушительный авиационный налет на этот город и демонстрация силы со стороны американских союзников должны стать для японцев убедительным аргументом к смене милитаристского правительства и последующей капитуляции.
Совсем по-иному вел себя «хозяин» в кругу приближенных. Его дочь Светлана Аллилуева вспоминала поведение отца 7 августа, когда после долгого перерыва приехала к нему: «В тот день, когда я была у него, пришли обычные его посетители и сказали, что американцы сбросили на Японию атомную бомбу. Все были заняты этим сообщением, и отец не особенно со мной разговаривал…»
Сталину хотелось быстрее получить конкретные сведения от очевидцев: что произошло и происходит в Хиросиме. Насколько в реальности сокрушителен тот удар, которые нанесли США? В заявлении Трумэна, прозвучавшем по радио, было упомянуто, что «эта бомба была мощнее 20 000 тонн в тротиловом эквиваленте». Но так ли это на самом деле?
Вождь потребовал исчерпывающей информации «от наших товарищей в Японии». Туда немедленно по каналам военной разведки было направлено зашифрованное распоряжение на сей счет. Агентам ГРУ Генштаба Красной Армии следовало как можно скорее посетить Хиросиму (потом добавился и еще один адрес — Нагасаки), все там изучить, побывав непосредственно на месте взрыва, оценить масштабы разрушений, сфотографировать, а кроме того, собрать для изучения советскими учеными «вещественные доказательства» — образцы обломков зданий, почвы, даже фрагменты тел погибших.
Выполнить задание Центра было поручено двум штатным советским разведчикам, капитанам Михаилу Иванову (на фото) и Герману Сергееву, которые работали под прикрытием — числились сотрудниками посольства СССР в Токио.
О том, как проходила столь опасная их «командировка в атомный ад», корреспонденту «МК» удалось узнать благодаря ветеранам специальных служб СССР.
Полковнику в отставке Леониду Медведко (скончался несколько лет назад) довелось в свое время взаимодействовать с Михаилом Ивановым, будучи сотрудником советских разведывательных органов в Турции: «Это был опытный резидент, который еще с Зорге работал в Японии, где он находился с начала 1941-го — формально занимал должность секретаря консульского отдела. Позднее, в 1950-е, уже в Турции тоже трудился под прикрытием — вице-консулом. Там и состоялось наше близкое с ним знакомство: он был моим непосредственным начальником. С тех пор мы с Михаилом Ивановичем не раз еще встречались. Он настоящая легенда военной разведки…».
Другим источником информации стал полковник в отставке Анатолий Иванько, долгое время занимавшийся работой именно по японскому направлению, неоднократно бывавший в этой стране в служебных командировках.
Как удалось выяснить, хотя задание было получено из Москвы почти сразу после американского атомного удара, однако приступить к его выполнению Иванов и Сергеев смогли с заметным опозданием. И на то существовали вполне объяснимые причины. Ведь когда 9 августа 1945 года (ровно через 3 месяца после победы над гитлеровской Германией — в точном соответствии с обещанием, данным союзникам Сталиным) СССР объявил войну милитаристской Японии, власти этой страны интернировали всех сотрудников советского диппредставительства в Токио. Им было категорически запрещено покидать территорию посольства. Подобный домашний арест продлился почти неделю — вплоть до 15 августа, когда император Хирохито выступил по радио с объявлением о капитуляции Японии. Лишь после этого у советских разведчиков, вновь обретших свободу перемещения, появилась возможность выехать из столицы государства в Хиросиму.
Офицеры ГРУ оказались первыми иностранцами, сумевшими добраться до эпицентра взрыва и увидевшими, какие ужасные последствия вызвал удар «Малыша». Даже представители США побывали в зоне поражения лишь почти тремя неделями позже.
Тут следует учесть, что и те, кто давал задание, и сами исполнители его не имели никакого представления о таком губительном явлении, как радиация. Поэтому Иванов и Сергеев отправились в Хиросиму в обычной своей «рабочей» одежде — в костюмах и шляпах.
С трудностями и испытаниями им пришлось столкнуться еще на пути к месту катастрофы. Многие из японцев очень агрессивно отнеслись к появлению «врагов» Страны восходящего солнца, а таковыми они считали, что вполне объяснимо, любых представителей европейской расы. В сторону Иванова и Сергеева не раз летели не только ругательства, но и увесистые камни.
Добравшись все-таки поездом до Хиросимы, «сотрудники советского посольства» были поражены открывшейся перед ними картиной. Сперва при приближении к городу они видели в окне поезда вполне обычную панораму кварталов городских окраин, однако вслед за тем город вдруг… исчез. Ближе к центру Хиросимы находилась почти пустыня, «зачищенная» от строений какой-то невероятной внешней силой. Позднее Михаил Иванов признавался, что увиденное даже для него, побывавшего прежде в воюющей с франкистами Испании, выглядело совершенно необычно.
Одним из первых, кого они встретили, сойдя с поезда, оказался человек, который назвал себя сотрудником службы безопасности. Узнав, что перед ним советские дипломаты и что они хотят пройти в центр города, подвергшийся бомбовому удару, японец пытался их отговорить от столь рискованного намерения. Именно от него Иванов и Сергеев впервые услышали о некоей «самой страшной на свет болезни», которая поражает людей в Хиросиме. Впрочем, все уговоры оказались бесполезны, наши два капитана были решительно настроены выполнить полученное из Москвы задание.
Вот что вспоминал впоследствии Михаил Иванов: «Достаем план города. От центра к вокзалу должна идти большая широкая улица. Но ее нет. К центру можно двигаться напрямик. С каждой сотней метров перед нами все меньше препятствий. Кое-где торчат из земли обгоревшие пни… Пробираясь вперед, мы искали огромную воронку. Такой силы взрыв должен был ее оставить, но ничего не обнаружили. В центре все такая же пустыня из камня и пепла, словно выровненная огромным катком. Местность приобретает монотонный желтовато-серый цвет. Дотошный Сергеев останавливается у каждого бугорка и ямки в надежде увидеть какую-нибудь вещь или обломок, свидетельствующий о том, что до взрыва здесь кипела жизнь. <…> Делаем несколько фотографий, понимая, что все они будут похожи одна на другую…»
Сильное впечатление на офицеров ГРУ произвели увиденные в некоторых местах необычные следы погибших, фактически испарившихся горожан на уцелевших стенах домов — их силуэты, которые потом стали называть «тенями Хиросимы».
Одним из ключевых заданий, которые Центр поручил нашим разведчикам, было определение размера воронки от бомбы. В Москве полагали, что если агентам удастся измерить ее и определить в общих чертах конфигурацию, это помогло бы с помощью специалистов уточнить реальную мощность заряда. Однако воронку отыскать не получилось. Уже потом стало понятно, что ее и не было: ведь «Малыша» взорвали в нескольких сотнях метров над поверхностью земли.
Зато все другие задания офицеры-разведчики неукоснительно выполнили. Фотографировали увиденное, собирали в разных местах образцы обломков сооружений, грунта, камней… Прихватили даже фрагмент человеческой плоти, судя по воспоминаниям Иванова, это был кусок чьей-то руки.
Иванов и Сергеев провели в Хиросиме почти сутки (ночевать им пришлось в какой-то наполовину уцелевшей гостинице), а оттуда отправились в Нагасаки. Там они повторили те же действия, зафиксировав на фотопленку разрушенный город и взяв несколько различных образцов для проведения экспертизы московскими специалистами.
После возвращения в Токио все эти «трофеи» (радиоактивные!) были упакованы в обыкновенный чемодан, и его с дипломатической почтой срочно отправили в Москву. Вместе с «вещдоками» Центр получил письменный отчет двух разведчиков, а также собранную нашей резидентурой подборку появившихся в японских газетах репортажей о ситуации в Хиросиме и Нагасаки, снабженных переводом.
Вслед за страшной посылкой из Японии в советскую столицу прибыли сами разведчики. Иванова и Сергеева немедленно отвели к Сталину. В кабинете Верховного присутствовал при состоявшемся разговоре также и Лаврентий Берия.
Есть информация о том, что это рандеву едва не кончилось для того же Михаила Иванова печально. Его рассказ об увиденных в Хиросиме и Нагасаки последствиях атомной бомбардировки показался высокопоставленным слушателям чем-то из разряда нарочитых ужасов. Берия даже, не поверив, назвал разведчика «паникером». Подобное негативное отношение Лаврентия Павловича по тем временам было чревато отправкой за решетку как «врага народа». Однако Иванов избежал такой участи благодаря поддержке со стороны начальника Генерального штаба Антонова, которому и принадлежала идея отправки наших агентов на место атомных взрывов.
Рассказы «паникеров», собранные ими конкретные материалы все-таки оказали воздействие на высшее руководство страны. В Кремле поняли, что «военный атом» это очень серьезно. А потому… Уже 20 августа вышло секретное постановление ГКО, подписанное Сталиным, об образовании Специального комитета по использованию атомной энергии, руководителем которого назначили наркома боеприпасов генерал-полковника Бориса Ванникова. А курировать советский атомный проект «вождь народов» поручил своему надежному соратнику Лаврентию Берии.
Между тем для Иванова и Сергеева хиросимская командировка не прошла даром. Уже вскоре после прибытия в Москву оба стали испытывать все усиливающееся недомогание. Это была еще почти никому не известная тогда «гостья из атомного будущего» — лучевая болезнь.
Герман Сергеев, у которого недуг развивался острее, умер через несколько дней. Более подробной информации о данном сотруднике советских разведывательных органов обнаружить не удалось. Высказывались даже версии, что фамилия, под которой он фигурирует во всей этой «атомной» истории, на самом деле вымышленная.
А вот Михаилу Иванову повезло выкарабкаться. Долго лежал в больнице, ему несколько раз делали переливание крови. В итоге капитан ГРУ пошел на поправку. Как вспоминал Леонид Медведко, главной причиной своей победы над коварной лучевой болезнью Михаил Иванович называл… крепкий алкоголь. Оказывается, во время ночевки в Хиросиме наш разведчик, чтобы как-то справиться со стрессом, возникшим от всего увиденного за день в разбомбленном городе, выпил почти целую бутылку японского виски. Он предлагал составить компанию и своему товарищу, но Сергеев к спиртному относился с предубеждением.
Возможно, что именно такое случайно примененное Ивановым «лекарство» действительно сработало. Некоторые исследователи высказывают версию о способности алкоголя помогать скорейшему выведению радиации из человеческого организма.
Эти предположения были даже узаконены на советских объектах, где использовались атомные реакторы. В разговоре с корреспондентом «МК» ветеран-ядерщик доктор наук Анатолий Чечуров подтвердил, что на атомных субмаринах, на АЭС, где ему часто доводилось бывать в служебных командировках, всем сотрудникам, имеющим доступ в опасные зоны, давали красное вино, хотя и не в таких уж больших количествах — как правило, по 200 граммов в день. В обиходе даже появился особый термин — «стакан Иванова».
Впоследствии здоровье этого участника хиросимской разведывательной операции полностью восстановилось. Спустя еще несколько лет его направили по линии ГРУ в Турцию, а в 1960-е этот опытнейший разведчик вновь приехал на Японские острова.
Позднее он работал в Москве, дослужился до звания генерал-майора. Скончался Михаил Иванович в 2014-м, на 102-м году жизни.
Достоверные новости всегда под рукой — в канале МК в MAX.
