В Алма-Ате до сих пор тепло вспоминают о легендарном артисте
Алма-Ата – самая дальняя от Москвы столица бывшей союзной республики. Но, несмотря на это, любовь местных жителей к Владимиру Высоцкому ничем не уступала любви москвичей или киевлян. Молодой и никому еще не известный Высоцкий впервые приехал в Алма-Ату в 1963 году, на съемки сатирической комедии Вениамина Дормана «Штрафной удар».
тестовый баннер под заглавное изображение
А спустя десятилетие, актеру рукоплескала алматинская публика, когда он приехал в столицу Казахской ССР вместе с великим Театром на Таганке под руководством Юрия Любимова. На тот момент в СССР Высоцкого уже хорошо знали и любили.
…Для автора этого материала Высоцкого открыл Виктор Григорьевич Лившиц, физик, будущий членкор Российской Академии Наук, известный нам тогда в качестве увлеченного баскетбольного тренера нашей школьной команды. Помню областной «пионерский турнир», который проходил в 1971 году в райцентре Иссыке. Мы, 10 пацанов, всей командой жили тогда неделю в одной комнате старого казачьего домика. Бескомпромиссные баталии на площадке запечатлелись в памяти гораздо хуже, чем долгие вечера, неизменной звездой которых был Лившиц. Особенно, когда он брал в руки гитару и «пел Высоцкого». «Песня про бегуна», «Здесь вам не равнина…», «Песня про друга», «На нейтральной полосе» — это и многое другое звучало по нескольку раз за вечер и запомнилось навсегда.
Воочию Владимира Высоцкого удалось мне повидать во время гастролей Театра на Таганке в Алма-Ате в сентябре 1973 года. Спектакли проходили на сцене крупнейшего в республике Дворца имени Ленина. Стоимость билетов позволяла тогда посетить несколько постановок именитых гастролеров без особого ущерба для семейного бюджета родителей — научных работников. Если удавалось билеты купить. Нам удалось.
«Гамлет», «Антимиры», «Добрый человек из Сезуана», «Десять дней…», «Павшие и живые» — большинство этого я пересмотрел в те дни в Алма-Ате. Но особенно запомнился «Пугачев» с Высоцким. Он, тот Хлопуша, с вывороченной душой, выпученными зеницами и рвущимися жилами шеи, и сейчас перед глазами.
Следуя традициям, знаменитые актеры Театра на Таганке выкроили время и побывали с неформальным ночным визитом в знаменитом Доме ученых поселка Алатау у казахстанских физиков. Меня, девятиклассника, там не должно было быть – это территория считалась взрослой. Но родители поняли, что будет больно и несправедливо, если я упущу возможность пообщаться с таланливыми людьми.
«Приходи, Высоцкий приехал!». Вырванный телефонным звонком из постели я наскоро оделся и бегом кинулся по ночным улицам спящего поселка – «научного городка», построенного вместе с Институтом ядерной физики.
На огонек к ядерщикам заглянули тогда сам Любимов, Золотухин, Филатов, Филипенко. Но главное, что среди гостей оказался и он, Владимир Высоцкий. Говорили, что изначально его не ждали, он отказывался ехать, сославшись на усталость. Но, в конце концов, все же поехал за компанию, «просто отдохнуть после спектакля». И, хотя «петь не собирался», до того растрогался атмосферой, что не выдержал, и, расчехлив гитару (которую «случайно» привез с собой), исполнил несколько песен, среди которых звучали совсем тогда свежие и никому еще неизвестные.
«В заповеднике»,
(В заповеднике (вот в каком — забыл)
Жил да был Козел — роги длинные, —
Он с волками жил – да не по-волчьи выл —
Блеял песенки, да все козлиные…)
«Колея»
(…Я грязью из-под шин плюю
В чужую эту колею.
Эй, вы, задние! Делай, как я.
Это значит — не надо за мной.
Колея эта — только моя!
Выбирайтесь своей колеей.)
и «Свадьба».
(…Сосед другую литру съел, и осовел, и окосел,
Он захотел, чтоб я попел (Зря, что ль поили?!),
Меня схватили за бока два здоровенных мужика,
Играй приятель, мол, пока не удавили…
Уже дошло веселие до точки
Уж и невесту тискали тайком
А я запел про светлые денечки:
Когда служил на почте ямщиком…)
Я, восторженный школяр, упоенно сидел в переполненном зале в первом ряду, под столом, испытывая шок и трепет от близости кумира. Ощущая неизъяснимое счастье от полноценности бытия и эпохальности происходящего.
…Да, Высоцкого при жизни не печатали и не издавали в СССР. Хотя, возможно, он просто не дождался своей книги. «Нерв» — первый полноценный сборник текстов его песен, был выпущен через год после его смерти издательством «Современник». Несколько следующих лет эта скромная книжица так и оставалась единственной попыткой реабилитировать Высоцкого и реабилитироваться перед ним.
А одна из первых попыток тиражирования «Нерва» была предпринята казахстанским издательством «Онер» лишь в 1988 году. Инициатором выступил Валерий Огнев, тогдашний заместитель главного редактора, а реализация проекта была поручена мне – я работал в «Онере» старшим редактором отдела серийной и массовой литературы. Художником нашего «Нерва» стала Лена Селиванова, талантливая выпускница Московского полиграфического института, а фотографии собрал Анатолий Линдорф, москвич, знакомый со многими фотографами, снимавшими Владимира Семеновича.
Для меня же особо знаменательно то, что на моем экземпляре стоит автограф Марины Влади. Она прилетала в Алма-Ату с какой-то летучей концертной бригадой и выступала на сцене того же Дворца Ленина.
«Колдунью» Влади, как-то знакомую зрителям более преклонного возраста, вряд ли в конце 90-х воспринимали в СССР как актрису. Она была для всех лишь «вдовой Высоцкого». В те годы имя Владимира Семеновича обеспечивало кассу любому мероприятию. По Советскому Союзу раскатывали многочисленные «друзья», живо воскрешавшие в памяти незабвенных «детей лейтенанта Шмидта».
Самого выступления Влади я не видел. Мы стерегли ее за кулисами, дабы поднести несколько свежих экземпляров книжки. Дождались и подарили. За что она одарила нас автографами…
Что до моего нынешнего отношения к творчеству Высоцкого, то оно стало за эти годы более сдержанным. Восторг сменился уважением. Но я вовсе не намерен умалять того значения, какое его песни оказали на меня и мое поколение. Без этого, наверное, того нашего прошлого и не понять до конца. Хотя посмертная суета вокруг его имени (со временем ставшая цинично-деловитой) донельзя исказила тот чистый образ, которому так целомудренно покланялось мое поколение полвека назад.
